Михаил Делягин: Есть способ наказать Запад — и он эффективнее ядерной войны
Врага надо бить не туда, где он силен, а туда, где он слаб.
Не в толщу брони, а в щель между ее плитами.
Не прогрызать в лоб неприступные укрепления, а выходить им в тыл, перерезая коммуникации, фланговым охватом.
Не пытаться выиграть у него в его игру, которую он сам изобрел для себя и мастерство в которой оттачивает веками, — а навязав ему свою игру, удобную нам, о правилах которой он не знает (и в принципе не может знать) вообще ничего.
Это азбука стратегии.
Отчаянное нежелание одичалых имитаторов блатного феодализма хотя бы обращать внимание на эту азбуку характеризует их патриотизм, самоидентификацию, любовь к России и жажду нашей победы вполне исчерпывающе и не менее убедительно, чем их социально-экономическая, национальная, культурная и научно-техническая политика.
Но специфическая ориентация правящей тусовки, не желающей перековываться в элиту, — не основание для капитуляции, в том числе внутренней.
Искать способы нанесения поражения врагу по-прежнему необходимо, даже если нашедшие окажутся в незавидном положении людей, криком кричавших о необходимости массового применения беспилотников после войны 2008 года и укрытий для боевых самолетов — после начала СВО. Ведь воля предателей к поражению не отменяет необходимости победы.
Наш враг — «совокупный Запад», что легко проследить по поставкам оружия и боеприпасов для убийства наших солдат, офицеров и мирных жителей (хотя и не по стремлению «турбопатриотов» всех мастей к обеспечению надежных и бесперебойных поставок на Запад сырья и энергоносителей, необходимых для производства этих оружия и боеприпасов).
Каково его самое уязвимое место? Где ключевой механизм его развития, сломав который, мы остановим его агрессию против нас?
Естественный ответ — «финансовая система» — как и в шахматах, неверен. Да, глобальный финансовый кризис подрывает и разрушает Запад, — но на наших глазах в горниле этого кризиса уже выплавляется новая система. Она основана не на финансовых спекуляциях, а на погружении человечества в мир социальных платформ («цифровых экосистем») и управления им не через деньги, а напрямую, через контроль за всеми мыслями и чувствами человека через потребляемую им информацию.
И финансовый капитал уже начинает уступать свое доминирование отпочковавшемуся от него «цифровому» капиталу, на глазах вступающему в союз в побежденным было финансовыми спекулянтами капиталом реального сектора (в этом союзе, кстати, — причина возрождения Трампа).
Наивно думать, что поражение наших финансовых врагов означает приход к власти наших друзей: у слабых и предназначенных к расчленению есть едоки, а не друзья, и у нас нет оснований повторять вечную ошибку проституток (причем не только политических), считающих таковыми своих сутенеров.
Ключевой фактор, главный нерв Запада — высокие технологии и интеллектуальная собственность, давно переродившаяся из средства защиты творцов в инструмент охраны произвола паразитирующих на них монополий.
Эти монополии обречены в силу своего глобального характера: распадающийся на макрорегионы мир лишает их влияния, — и многие из них уже готовятся к «жизни на обломках».
Равно обречены и многие из привычных нам технологий: ориентированные глобальными монополиями на глобальный же спрос, они будут слишком сложны и дороги для сравнительно небольших рынков макрорегионов, — и на смену им придут относительно дешевые и простые, но при этом сверхпроизводительные «закрывающие» технологии, основанные на пока игнорируемых физических принципах, прежде всего — на воздействии электромагнитных полей.
Но это будет актуально, лишь когда мы выживем и победим, для чего надо нанести врагу удар в центр его жизненных сил.
Время финансов прошло: сегодня этим центром стала интеллектуальная собственность. По данным авторитетного телеграм-канала Spydell finance, в начале 2007 года, накануне обострения глобального финансового кризиса, в США инвестиции в интеллектуальную собственность (более чем на 80% это информационные технологии) были в 1,6 раза меньше, чем жилую недвижимость, в 1,2 раза меньше, чем в коммерческую недвижимость и в 1,5 раза меньше, чем в производственное, транспортное и информационное оборудование.
Инвестиции в интеллектуальную собственность обогнали инвестиции в недвижимость уже в 2009 году, а во II квартале 2021 года стали выше инвестиций в оборудование.
Опережение неуклонно растет, и к началу 2024 года в США инвестиции в интеллектуальную собственность в 1,2 раза выше, чем в оборудование, почти вдвое выше, чем в жилую недвижимость и в 2,2 раза выше, чем в коммерческую и промышленную недвижимость.
Более того: с 2018 года инвестиции во всю недвижимость в целом в реальном выражении не растут. Инвестиции в производственное, транспортное и иное оборудование (кроме информационного) снизились на 6−7% – до уровня 2014 года. В то же время инвестиции в информационное оборудование и интеллектуальную собственность увеличились почти в 1,4 раза.
Таким образом экономика США развивается за счет инвестиций в оборудование для информационных технологий и, главное, — интеллектуальную собственность.
И, если до первого мы дотянуться в значимых масштабах, скорее всего, не можем, то удар по интеллектуальной собственности врага нам более чем доступен и предлагался еще в далеком 2015 году не кем иным, как Павлом Дуровым (правда, только для Крыма, тогда вошедшего в состав России).
Это было логично: раз Запад вывел Крым из сферы действия международного права, Россия просто обязана была прекратить соблюдать его нормы в Крыму и в части интеллектуальной собственности, — разумеется, только в отношении резидентов государств, не признающих его территориальной принадлежности.
Сегодня Запад фактически вывел за рамки международного права всю Россию — вплоть до конфискации личного имущества (например, автомобилей) наших граждан, не успевших уехать из ряда стран Евросоюза. Вполне логично сейчас отменить интеллектуальную собственность наших врагов на всей территории России.
В ее нынешнем виде она блокирует развитие всех, кроме глобальных монополий. Ее отмена снимет оковы со всего мира и автоматически превратит Россию в зону свободного программного, инженерного и в целом интеллектуального творчества для всех, в глобальную Силиконовую долину — причем без затрат!
Тем более, что серьезный прогресс и комплексная технологическая модернизация страны в принципе невозможны без освобождения от оков иностранных монополий в сфере интеллектуальной собственности.
Ведь бурный технологический прогресс США в конце XIX века был во многом обеспечен категорическим отказом США признавать английские патенты — и инициированием в связи с этим дискуссии о вредности самого патентного права, сотрясавшей Европу вплоть до достижения американским империализмом технологической зрелости.
Стремительный и долгий технологический рывок Китая также опирался на хотя и не признаваемом, но отрицании чужой интеллектуальной собственности.
Технологический скачок Запада в конце 80-х — начале 90-х опирался на организации массового бегства интеллекта сначала из СССР, а затем из его обломков, что сопровождалось массовой кражей технических решений и научных открытий (то есть отрицанием интеллектуальной собственности в отношении государства, а часто и отдельных людей).
Для Запада отмена его интеллектуальной собственности в России будет экономическим аналогом применения ядерного оружия, причем стратегического, а не тактического, — и даже серьезное обсуждение этого вопроса сможет скорректировать позицию ряда элементов глобального управляющего класса в отношении нашей Родины.
Именно поэтому одичалые категорически не хотят такого обсуждения.
Именно поэтому после оздоровления российского государства эта мера будет применена, — хотя бы как вполне приемлемая альтернатива ядерной войне.